http://www.kp.ru/daily/26111.3/3006211/
Евгений АРСЮХИН   25.07.13
Американский писатель Джон Перкинс написал исповедь экономического убийцы
«Исповедь экономического убийцы»... Звучит! Недаром эта книга американца Джона Перкинса так хорошо продается.
Перкинс — человек-легенда, а может, человек-мистификация. Про него доподлинно известно одно: его книги популярны. Сам он утверждает, что в 1960-1970-е годы работал в Управлении национальной безопасности США. Сначала в штате, потом под прикрытием — в консалтинговой компании «Мейн». И был ... «экономическим убийцей». Это — люди, утверждает Перкинс, которые заставляют страны мира идти тем курсом, который выгоден США. Например, брать гигантские кредиты и покупать только американские товары. Если правители сопротивляются, их убирают — как, например, шаха Ирана. В начале 80-х, если верить биографии Перкинса, он, после тяжелой депрессии и раскаяния в содеянном, увольняется из спецслужб, и сначала создает свою фирму по производству экологически чистой энергии, а затем пишет книги — о том, как Штаты «нагибают» мир.
Фото: worldpress.com.
У произведений Перкинса много и критиков. Они говорят: что-то странно, если он был таким крупным специалистом, почему его рассуждения об экономике так поверхностны? Еще — задаются вопросом, можно ли в принципе верить специалисты по шаманизму и тайным практикам, ведь Перкинс занимается и этим. Наконец, удивляются: сам-то Перкинс на протяжении всего опуса так никого и не «убил». Ездил по странам, собирал статистику, консультировал местных бизнесменов. Может, он — банальный эксперт, решивший прославиться?
Так или иначе, чтение увлекательное, и советник президента России по экономике Сергей Глазьев, будучи в гостях у нас в редакции, признал, что «Исповедь экономического убийцы» - его настольная книга. Мы решили познакомить вас с самыми яркими отрывками.
ТЯЖЕЛОЕ ДЕТСТВО
Когда я учился в начальных и средних классах, моими друзьями были ребята из очень бедных крестьянских семей. Их родители были чернорабочими на фермах и мельницах, лесорубами. Мои родители не поощряли общение с городскими девчонками, называя их «шлюхами» и «потаскушками». С первого класса я дружил с этими девочками, мы обменивались книгами и мелками; с течением времени я по очереди влюбился в трех из них: Энн, Присциллу и Джуди. Мне было очень трудно принять точку зрения своих родителей, тем не менее я подчинился их воле.
Мои родители были мастерами манипуляции. Они уверяли меня, что иметь возможность учиться в этой конкретной школе - большая честь; со временем я пойму это и буду им благодарен. Я найду прекрасную жену, отвечающую высоким моральным стандартам нашей семьи. Внутри я кипел. Я жаждал общения с противоположным полом - секса, и мысль о «потаскушке» была в высшей степени соблазнительной.
Однако вместо того чтобы восстать, я подавил свое негодование. Мое недовольство нашло выражение в том, что я стремился стать лучшим во всем. Я был отличником, капитаном двух школьных команд, редактором школьной газеты. Я был полон решимости выделиться среди своих богатых одноклассников и навсегда оставить школу Тилтон. В выпускном классе мне предложили полную спортивную стипендию для получения образования в Брауне, а также академическую стипендию для обучения в Миддлбери. Я выбрал Браун прежде всего потому, что мне нравилось заниматься спортом.
КАК УСТРОЕН ПОТАЙНОЙ МИР
Экономические убийцы (ЭУ) - это высокооплачиваемые профессионалы, которые выманивают у разных государств по всему миру триллионы долларов. Деньги, полученные этими странами от Всемирного банка, Агентства США по международному развитию и других оказывающих «помощь» зарубежных организаций, они перекачивают в сейфы крупнейших корпораций и карманы нескольких богатейших семей, контролирующих мировые природные ресурсы. Они используют такие средства, как мошеннические манипуляции с финансовой отчетностью, подтасовка при выборах, взятки, вымогательство, секс и убийства. Они играют в старую как мир игру, приобретающую угрожающие размеры сейчас, во времена глобализации. Я знаю, о чем говорю. Я сам был ЭУ.
Я написал эти слова в 1982 году. Так начиналась книга с рабочим названием «Совесть экономического убийцы». В книге рассказывалось о президентах двух стран, моих клиентах, людях, которых я уважал и считал родственными душами: Хайме Ролдосе, президенте Эквадора, и Омаре Торрихосе, президенте Панамы. Неза долго до написания книги оба погибли в ужасных авариях. Их смерть не была случайностью. Их устранили, потому что они выступили против братства глав корпораций, правительств и банков, цель которого - создание глобальной империи. Нам, ЭУ, не удалось вовлечь Ролдоса и Торрихоса в эту компанию, и в игру вступили убийцы другого рода - направленные ЦРУ шакалы, которые всегда подстраховывали наши действия.
Тогда меня отговорили писать эту книгу. В течение последующих двадцати лет я четыре раза брался за нее снова. Каждый раз к этому меня подталкивало какое-нибудь событие в мире: вторжение США в Панаму в 1989 году, первая война в Заливе, события в Сомали, появление Усамы бен-Ладена. Но всякий раз угрозами или взятками меня убеждали остановиться.
Моя единственная дочь, Джессика, закончив колледж, вступила в самостоятельную жизнь. Когда не так давно я сообщил ей, что собираюсь написать эту книгу, и поделился своими опасениями, она сказала: «Не волнуйся, папа. Если до тебя доберутся, я продолжу с того места, где ты остановишься. Мы должны сделать это для внуков, которых я надеюсь когда-нибудь тебе подарить».
«ДАЖЕ ЖЕНА ЗНАТЬ НЕ ДОЛЖНА»
В 1971 году, когда я начал работать со своим преподавателем (так автор называет женщину из корпорации «Мейн», вербовавшую его — ред.) Клодин, она сообщила мне: «Моя задача - сделать из вас «экономического убийцу». Никто не должен знать о вашей работе, даже жена». Потом она стала серьезной: «Если вы принимаете решение этим заниматься, вы будете заниматься этим всю жизнь». Впоследствии она редко употребляла словосочетание «экономический убийца», мы стали просто «ЭУ»...
Клодин - это прекрасный пример манипулирования, лежащего в основе того бизнеса, частицей которого я стал. Красивая, умная, она всегда знала и добивалась, чего хотела; она находила мои слабые точки и использовала их с максимальной пользой для себя. Сам характер ее обязанностей и то, как она их исполняла, наглядно показывают, какие изощренные люди стояли за этой системой...
Клодин не стеснялась в выражениях, описывая то, что мне придется делать. Моя работа, говорила она, будет заключаться в «подталкивании лидеров разных стран мира к тому, чтобы они становились частью широкой сети по продвижению коммерческих интересов Соединенных Штатов». В конце концов эти лидеры оказываются в долговой ловушке, которая и обеспечивает их лояльность. Когда нам будет это необходимо, мы сможем использовать их для удовлетворения наших политических, экономических или военных нужд. В свою очередь, они укрепляют свое политическое положение, поскольку дают своим народам технопарки, электростанции, аэропорты. А тем временем владельцы инженерных и строительных компаний США становятся сказочно богатыми...
(По ходу сюжета автор влюбляется в Клодин, но она загадочно и бесследно исчезает — ред.).
Кое-кто может сказать, что причина проблем - тщательно организованный заговор. Ах, если бы все было так просто! Заговорщиков можно было бы выявить и предать суду. Нынешняя система зиждется, однако, на вещах более опасных, чем заговор. Ею правит не умысел малочисленной кучки людей, а непререкаемая, как Евангелие, вера в то, что экономический рост несет благо всему человечеству и что чем выше этот рост, тем больше выигрывают все люди. Из этого кредо вытекает следующее: тот, кто высекает благословенную искру экономического роста, должен быть возвышен и вознагражден; стоящий же в стороне подлежит эксплуатации. Конечно, эта концепция неверна. Мы знаем, что во многих странах экономический рост приносит пользу только небольшой части населения, при этом часто ставя большинство в чрезвычайно тяжелое положение...
ИНДОНЕЗИЯ: ШАМАН ПРОКЛИНАЕТ ШТАТЫ
(Автор, уже став «убийцей» и получив спецзадание в Индонезии, пошел на представление местного шамана — ред.).
Даланг - это шаман, который работает в состоянии транса. У него было более ста кукол, и каждая говорила особым голосом. Я никогда не забуду этой ночи. Она наложила отпечаток на всю мою дальнейшую жизнь. После нескольких классических сцен из древней «Рамаяны» даланг достал куклу, изображавшую Ричарда Никсона (действовавший тогда президент США, 1969-1974 гг. — ред.), с характерным длинным носом и обвисшими щеками. Президент США был одет, как дядя Сэм, - в звездно-полосатый цилиндр и фрак. С ним был еще один персонаж, одетый в полосатую тройку. В одной руке он держал ведро, украшенное долларовыми значками, в другой - американский флаг, которым он обмахивал Никсона, как слуга обмахивает веером своего хозяина. За ними появилась карта Ближнего и Дальнего Востока. На месте каждой страны был крючок, с которого свешивались страны. Никсон подошел к карте, снял с крючка Вьетнам и запихнул его в рот. Он закричал что-то. Мне перевели это как:
- Горько! Никуда не годится! Нам такого больше не надо! (именно Никсон проиграл войну во Вьетнаме — ред.).
- Он выбросил Вьетнам в ведро и стал проделывать то же с другими странами.
Однако я удивился, увидев, что следующими шли не страны Юго-Восточной Азии, а страны Ближнего Востока: Палестина, Кувейт, Саудовская Аравия, Ирак, Сирия и Иран. После этого он подошел к Пакистану и Афганистану. Каждый раз, перед тем как бросить страну в ведро, Никсон выкрикивал какой-то эпитет, и в каждом случае это были оскорбительные слова анти- исламской направленности: «Мусульманские собаки», «Чудовища Мохаммеда», «Исламские дьяволы».
Толпа возбудилась, по мере наполнения корзины напряжение росло. Казалось, их разрывали одновременно смех, шок и ярость. Я чувствовал, что временами слова кукольника их задевали. Я тоже чувствовал себя не в своей тарелке: я выделялся из толпы, был выше остальных и поэтому боялся, что они могут направить свой гнев против меня. Потом Никсон сказал такое, что, когда мне перевели эти слова, волосы зашевелились у меня на голове:
- А это отдайте Всемирному банку. Посмотрим, сколько он сможет заработать для нас на Индонезии. - Сняв Индонезию с карты, он уже собрался бросить ее в ведро, но в этот момент на сцене появилась другая кукла. Она изображала индонезийца, одетого в рубашку из батика и брюки хаки, на груди у нее была табличка с именем.
- Популярный местный политик, - объяснили мне.
Кукла встала между Никсоном и человеком с ведром и подняла руку вверх.
- Остановитесь! - закричала она. - Индонезия суверенна!
Толпа разразилась аплодисментами. Человек с ведром поднял флаг и вонзил его, как копье, в индонезийца. Тот, покачнувшись, упал. Зрители засвистели, заулюлюкали, закричали, потрясая кулаками. Никсон и человек с ведром некоторое время смотрели на зрителей. Затем, поклонившись, покинули сцену.
- Думаю, мне лучше уйти, - сказал я Рейси (переводчику — ред.).
Рейси положил руку мне на плечо.
- Все нормально, - сказал он. - Это не против вас лично.
«МЫ ВЫЖДЕМ, И НАПАДЕМ, КАК ЗМЕЯ»
(После представления автор и его индонезийские друзья обсуждают увиденное — ред.).
- Но почему возникло такое противостояние между христианами и мусульманами? - (спрашивает автор).
Сидящие за столом переглянулись. Похоже, им трудно было поверить, что я мог задать такой глупый вопрос.
- Потому что, - сказала одна женщина медленно, как будто обращаясь к глухому или медленно соображающему, - западные страны, особенно их лидер, США, намерены установить контроль над всем миром, стать величайшей империей в истории человечества. И они очень близки к тому, чтобы преуспеть в этом. Пока что на их пути стоит Советский Союз, но Советы не вечны. У них нет религии, нет веры, за их идеологией ничего не стоит. История показывает, что вера - это душа, вера в высшие силы исключительно важна. У нас, мусульман, это есть. У нас этого больше, чем у кого бы то ни было в мире, даже у христиан. Так что мы выжидаем. Мы становимся сильнее.
- Мы выждем, - вмешался один из них, - а затем нападем, как змея.
- Какая ужасная мысль! - Я едва сдерживался. - И что можно сделать, чтобы изменить ситуацию?
Женщина посмотрела мне прямо в глаза.
- Перестать быть такими жадными, - сказала она, - и эгоистичными.
Фото: Рис.: Валентин ДРУЖИНИН.
НИ МОСКВЕ, НИ ПЕКИНУ, НИ ВАШИНГТОНУ
(Автор получает спецзадание в Панаму, но президент этой страны отказывается плясать под дудку Штатов — ред.).
Я приземлился в международном аэропорту Панамы Токумен поздней апрельской ночью 1972 года, во время тропического ливня. Как было принято в то время, мы поехали в одном такси с еще несколькими сотрудниками, и, поскольку я говорил по- испански, меня усадили на переднее сиденье, рядом с водителем. Я безучастно смотрел в окно. Сквозь потоки дождя виднелись освещенные уличными фонарями портреты красивого мужчины с выдающимся лбом и сверкающим взглядом. Один край широкополой шляпы был щегольски заломлен вверх. Я узнал тогдашнего героя Панамы, Омара Торрихоса...
В ту первую ночь в Панаме, в ожидании зеленого света на перекрестке я вглядывался в изображение на уличном щите: меня взволновал образ этого человека, улыбавшегося мне с плаката, - красивого, харизматичного, смелого. Из литературы, прочитанной в Бостонской библиотеке, я знал, что этот человек умеет отстаивать свои убеждения. Впервые за все время своего существования Панама перестала быть марионеткой Вашингтона или кого бы то ни было. Торрихос никогда не уступал соблазнам, предлагаемым Москвой и Пекином; он верил в социальные реформы, в необходимость помогать бедным, но он не был защитником коммунизма. В отличие от Кастро Торрихос был намерен завоевать независимость от Соединенных Штатов, не вступая в союз с их врагами... Теперь он, похоже, встал на пути Вашингтона...
ХОТЕЛ КАК ЛУЧШЕ — ДЛЯ БЕДНЯКОВ
- Панаме нужна ваша помощь. Мне нужна ваша помощь, - сказал президент Торрихос.
Я оторопел:
- Моя помощь? Чем я могу помочь?
- Мы заберем Канал (Панамский канал, зона США — ред.) назад. Но этого недостаточно. - Он откинулся на спинку стула. - Мы должны стать образцом. Мы должны показать, что заботимся о наших бедных; мы должны показать, чтобы ни у кого не оставалось и тени сомнения, что наше намерение завоевать независимость не продиктовано Россией, Китаем или Кубой. Мы должны доказать миру, что Панама - это справедливая страна, что мы выступаем не против Соединенных Штатов, а за права бедных.
Он положил ногу на ногу.
- Чтобы сделать это, нам необходимо построить экономическую базу, которой нет ни у кого во всем полушарии. Электричество - да, но электричество, которое дотягивается и до бедняков и субсидируется. То же касается транспорта и коммуникаций. И особенно сельского хозяйства. Для этого нужны деньги - ваши, Всемирного банка, Межамериканского банка развития.
Он опять навис над столом. Он смотрел мне прямо в глаза.
- Я понимаю, что ваша компания хочет иметь больше работы и обычно получает ее, раздувая размер проекта: делает автодороги более широкими, электростанции более крупными, порты более глубокими. На этот раз все будет по-другому. Дайте мне то, что лучше всего подходит для моего народа, и вы получите подряды на все работы, которые только захотите выполнить.
(Торрихос погиб в 1981 году, в авиакатастрофе, которую, как считается, подстроило ЦРУ — Перкинс стремится доказать, что Торрихос своей социалистической политикой оказался неугоден США — ред.).
ДРУГОЕ МНЕНИЕ
Евгений Ясин, научный руководитель Высшей школы экономики: Я не стал читать эти выдумки
- Книга у меня есть, но я ее не прочитал. Я не верю тому, что там написано. Я не верю во всемогущество спецслужб, особенно в США. Я вам приведу пример. Недавно был на одной вечеринке, там собрались крупные предприниматели и давай обсуждать, какого политика в России кто «купил». То и дело раздавалось: «за депутатом X стоит бизнесмен Y». Эти люди верили в то, что говорили, но я-то знал, что это не так, и мне было смешно. Так и тут. Есть люди, которые верят в конспирологию — ну, пусть верят, это не для меня.
Глава 19. Признания замученного человека
Несколько дней спустя Ямин вывез меня из Тегерана через пыльные и обветшавшие трущобы по старой караванной тропе на край пустыни. Когда солнце уже садилось за городом, он остановил автомобиль среди крошечных грязных лачуг, окруженных пальмами.
«Очень старый оазис, – объяснил он, – он существовал за много столетий до Марко Поло». Он провел меня к одной из лачуг: «Человек внутри имеет степень PhD одного из ваших престижнейших университетов. По причинам, которые вас скоро станут ясны, он предпочитает оставаться анонимным, зовите его просто Док».
Он постучал в дереянную дверь, оттуда послышался приглушенный голос. Ямин толкнул дверь и провел меня внутрь. Крошечная комната без окон была освещена только керосиновой лампой на низком столике в углу. Когда мои глаза привыкли, я увидел, что грязный пол застелен персидскими коврами. В тени в углу я заметил контуры человека. Он сидел позади лампы, свет которой скрывал его внешность. Я видел только, что он укутан одеялами и голова его чем-то обмотана. Он сидел в инвалидном кресле, и кроме столика, это был единственный предмет мебели в комнате. Ямин пригласил меня усаживаться прямо на ковер. Сам он нежно обнял сидящего человека, сказал ему на ухо несколько слов и затем вернулся и сел рядом.
«Я говорил вам о мистере Перкинсе, – сказал он. – Для нас обоих большая честь видеть вас, сэр».
«Мистер Перкинс, добро пожаловать». Голос с едва заметным акцентом был низким и хриплым. Я наклонился вперед, чтобы лучше слышать. «Вы видите искалеченного человека. Я не всегда был таким. Когда-то я был так же силен, как и вы. Я был ближайшим и довереннейшим советником шаха, – последовала долгая пауза, – шаха шахов, короля королей». Его голос, подумал я, гораздо более грустен, нежели сердит.
«Я лично знавал многих мировых лидеров. Эйзенхауэр, Никсон, де Голль. Они доверяли мне вести эту страну в лагерь капитализма. Шах доверял мне и… – он издал звук, похожий на кашель, но я думаю, это был смешок, – я доверял шаху. Я верил его речам. Я был убежден, что Ирану суждено вести мусульманский мир в новую эпоху, что Персия выполнит свое предназначение. Это казалось нашей общей судьбой – шаха, моей, всех нас, кто исполнял эту миссию, кто думал, что рожден ее исполнять».
Ворох одеял задвигался, инвалиднео кресло заскрипело и немного повернулось. Я мог видеть контур лица в профиль, косматую бороду и – я ужаснулся – у него не было носа! Я задрожал и стал задыхаться.
«Не самая привлекательная внешность, как сказали бы у вас, а, мистер Перкинс? Жаль, что вы не можете увидеть это при хорошем свете. Это впечатляет, – снова послышался сдавленный смех. – Но, поскольку вы можете меня узнать, я должен остаться анонимным. Конечно, вы могли бы установить мою личность при желании, хотя вы и обнаружите, что я мертв. Официально я больше не существую. Думаю, вы не станете этого делать. Незнание гораздо безопаснее для вас и вашей семьи. У шаха и САВАК длинные руки».
Кресло заскрипело и вернулось на свое место. Я почувствовал облегчение, как если бы не видеть этот профиль означало стереть из памяти жестокость, с которой это было сделано. В то время я еще не знал об этом обычае у некоторых исламских народов. Считалось, что отрезание носов вождям приносит позор всему их народу. Этим они клеймились на всю жизнь – как ясно демонстрировало лицо этого человека.
«Я уверен, мистер Перкинс, что вы спрашиваете себя, зачем мы пригласили вас сюда. – Не ожидая ответа, человек в инвалидном кресле продолжал. – Теперь вы видите, что из себя представляет человек, называюший себя королем королей, а на самом деле, являющийся слугой сатаны. Его отец был свергут вашим ЦРУ – мне очень неприятно говорить об этом – с моей помощью, потому что как говорили, он сотрудничал с наци. Затем была беда с Моссадеком. Сегодня наш шах обгоняет Гитлера на пути в царство зла. Он делает это при полной осведомленности и поддержке вашего правительства».
«Почему?» – спросил я.
«Очень просто. Он ваш единственный реальный союзник на Ближнем Востоке, а ваш мир вращается на нефтяной оси Ближнего Востока. О, у вас есть Израиль – но это, скорее, пассив, чем актив. И там нет нефти. Ваши политики должны заботиться о голосах евреев, потому что их деньги финансируют их кампании. Так что, я боюсь, вы зависите от Израиля. А Иран – ключ. Ваши нефтяные компании – даже более могущественные, чем евреи – нуждаются в нас. Шах вам нужен, или вы думаете, что нужен, точно так же, как были нужны коррумпированные лидеры Южного Вьетнама».
«Вы предлагаете что-то еще? Неужели Иран – эквивалент Вьетнама?»
«Потенциально гораздо хуже. Увидите, шах долго не продержится. Мусульманский мир ненавидит его. Не только арабы, но и мусульмане повсюду – в Индонезии, в Соединенных Штатах, и главное, его собственный персидский народ, – раздался громкий стук, я понял, что он ударил по ручке кресла. – Он – зло! Мы, персы, ненавидим его». Наступила тишина. Я слышал лишь его тяжелое дыхание, как если бы это усилие обессилило его.
«Док очень близок к муллам, – сказал мне Ямин тихим и спокойным голосом. – В религиозных общинах зреет огромное недовольство повсюду в стране, за исключением разве что горстки коммерсантов, которым на пользу капитализм шаха».
«Я не подвергаю сомнению ваши слова, – сказал я. – Но за свои четыре визита я не видел ничего подобного. Каждый, с кем я говорил, восхвалял шаха и восхищался экономическим ростом».
«Вы же не говорите на фарси, – заметил Ямин. – Вы слышите только то, что вам говорят люди, которым это выгодно, которые получили образование в Штатах или Британии и работают на шаха. Док у нас теперь исключение».
Он сделал паузу, казалось обдумывая следующие слова. «То же самое с вашей прессой. Они говорят лишь с немногими из окружения шаха. Конечно, большей частью ваша пресса также контролируется нефтью. Так что они слышат и печатают лишь то, что хотят читать их рекламодатели».
«Почему мы говорим вам все это, мистер Перкинс? – голос Дока еще более охрип, как будто разговор и переживания отнимали у него даже те немногие силы, которые он припас для этой встречи. – Потому что мы хотим убедить вас и вышу компанию выйти из игры и уехать из страны. Мы хотим предупредить вас, что если вы собираетесь заработать здесь много денег, это напрасная иллюзия. Это правительство долго не проживет. – И вновь я услышал, как он стукнул по ручке кресла. – И тем, кто придут им на смену, не нравитесь ни вы, ни похожие на вас».
«Вы имеете в виду, что нам не заплатят?»
Док сломался в припадке кашля. Ямин подошел к нему и похлопал по спине. Когда кашель прошел, он поговорил с доком на фарси и вернулся на свое место.
«Нам надо заканчивать разговор, – сообщил он мне. – Отвечу на ваш вопрос: да, вам не заплатят. Вы сделаете всю работу, но когда настанет время пожинать плоды, шаха не будет».
Когда мы ехали назад, я спросил Ямина, почему он и Док решили предупредить MAIN о грядущих финансовых потерях.
«Мы были бы счастливы увидеть вашу компанию обанкротившейся. Однако мы предпочитаем увидеть, что вы покинули Иран. Если она уйдет, это даст начало тенденции. Это то, на что мы надеемся. Видите ли, мы не хотим кровопролития, но шах должен уйти и мы используем для этого все мирные способы. Так что мы молим Аллаха, чтобы вы убедили вашего господина Замботти уйти, пока еще есть время».
«Почему я?»
«Я знал во время нашего разговора о проекте „Цветущая пустыня", что вы открыты для правды. Я знал, что наша информация о вас верна, вы – человек между двумя мирами, человек посередине».
Это заставило меня задуматься о том, что он еще обо мне знает.
Глава 20. Падение короля
Однажды вечером в 1978 г., сидя в роскошном баре лобби «Интерконтиненталя» в Тегеране», я почувствовал на своем плече чью-то руку. Я повернулся и увидел крупного иранца в деловом костюме.
«Джон Перкинс! Не узнаешь меня?»
Бывший футболист заметно потяжелел, но голос его остался прежним. Это был мой старый друг Фархад, которого я не видел больше десяти лет. Мы обнялись и сели рядом. Мне быстро стало очевидно, что он знал обо мне и моей работе все. Было также очевидно, что он не собирался делиться со мной сведениями о своей работе.
«Давай сразу передем к делу, – сказал он и заказал еще пива. – Я завтра лечу в Рим. Там живут мои родители. У меня есть билет для тебя на этот рейс. Ты должен лететь». Он вручил мне авиабилет. Я ни на секунду не усомнился в его словах.
В Риме мы пообедали с родителями Фархада. Его отец, отставной иранский генерал, когда-то закрывший грудью шаха от пули, выражал разочарование в совем бывшем боссе. Как он сказал, за последние годы шах показал свою истинное лицо, все свое высокомерие и жадность. Генерал обвинял американских политиков в поддержке Израиля, коррумпированных лидеров и деспотические правительства – в ненависти, охватившей весь Ближний Восток, и предсказал, что шаху осталось несколько месяцев.
«Знаете, – сказал он, – вы посеяли семена этого восстания, когда свергли Моссадека. Вы думали, что это очень умный ход, так же, как и я тогда. Но теперь это возвращается и надолго, к вам и к нам».
Я был изумлен его словами. Я слышал нечто подобное от Ямина и Дока, но в устах этого человека, они пробретали новый смысл. К этому времени все знали о существовании фундаменталистского исламского подполья, но мы полагали, что шах очень популярен у своего народа и поэтому политически неуязвим. Генерал,однако, был непреклонен.
«Запомните мои слова, – торжественно сказал он, – падение шаха будет только началом. Это будет лишь первая демонстрация того, куда идет мусульманский мир. Наш гнев тлел под песком слишком долго. Скоро он вырвется наружу».
За обдеом я много услышал об аятолле Рухолле Хомейни. Фархад и его отец объяснили, что они не поддерживают его фанатический шиизм, но находятся под впечатлением от его выступлений против шаха. Они сообщили мне, что этот клерикал, имя которого переводилось как «вдоховленный Богом», родился в семье посвященных шиитских богословов в деревне близ Тегерана в 1902 г.
Хомейни не стал вступать в борьбу Моссадека с шахом в начале 1950-х гг., но активно выступил против шаха в 1960-х, критикуя повелителя настолько непримиримо, что был выслан в Турцию, откуда он переехал в священный шиитский город Эн-Наджаф, где стал признанным лидером оппозиции. Он слал письма, статьи, записанные на магнитофон выступления, убеждаюшие иранцев подняться, свергнуть шаха и создать клерикальное государство.
Спустя два дня после обеда с Фархадом и его родителями в новостях из Ирана сообщалось о взрывах и беспорядках. Аятолла Хомейни и муллы начали свое наступление, которое очень скоро привело их к власти. Все последующее случилось очень быстро. Описанный отцом Фархада гнев прорвался кровавым исламским восстанием. Шах бежал в Египет в январе 1979 г., а затем с диагнозом рака улетел в нью-йоркскую больницу.
Последователи аятоллы Хомейни потребовали его возвращения. В ноябре 1979 г. вооруженная толпа исламистов захватила здание посольства Соединенных Штатов в Тегеране и удерживала пятьдесят два американских заложника в течение последующих 444 дней. Предидент Картер пытался договориться об освобождении заложников. А когда переговоры потерпели неудачу, он дал добро на военно-спасательную операцию, начатую в апреле 1980 г. Это была катастрофа и тот молоток, который вколотил последний гвоздь в крышку гроба президентства Картера.
Огромное давление, оказанное американскими коммерческими и политическими группами, вынудило больного раком шаха покинуть Соединенные Штаты. С самого дня своего бегства из Ирана ему было тяжело найти убежище, все прежние друзья отвернулись от него. Лишь генерал Торрихос проявил сострадание и предложил шаху убежище в Панаме, несмотря на всю свою неприязнь к политике шаха. Шах прилетел и получил приют в том же загородном отеле, в котором недавно было подписано новое Соглашение по Каналу.
Муллы потребовали выдачи шаха в обмен на заложников, удерживаемых в американском посольстве. Те, кто выступал в Вашингтоне против Соглашения по Каналу, обвиняли Торрихоса в коррупции, сговоре с шахом и в том, что он подвергает опасности жизни американских граждан. Они также требовали, чтобы шаха выдали Хомейни. Как ни странно, несколькими неделями ранее многие из них были самыми горячими сторонниками шах. В конечном счете, горделивый король королей вернулся в Египет, где и умер от рака.
Предсказания Дока сбывались. MAIN потеряла миллионы долларов в Иране, как и множество наших конкурентов. Картер потерял шансы на переизбрание. Администрация Рейгана-Буша промаршировала в Белый дом с обещаниями освободить заложников, свергнуть мулл, восстановить демократию и вернуть Панамский Канал.
Для меня же уроки были неоспоримы. Иран наглядно демонстрировал, что Соединенные Штаты были нацией, предпринимащей все усилия, чтобы отвергнуть правду о той роли, которую мы играем в мире. Казалось невозможным, чтобы мы были настолько дезинформированы о шахе и кипевшей к нему ненависти. Даже те из нас, которые работали в компаниях подобных MAIN, имевших офисы и персонал в стране, ничего не знали. Я был уверен, что АНБ и ЦРУ должны были видеть то, что было настолько очевидным для Торрихоса уже в 1972 г., когда я встречался с ним, но наше разведывательное сообщество намеренно поощряло нашу слепоту.
Глава 21. Колумбия – замковый камень Латинской Америки
Саудовская Аравия, Иран и Панама были прекрасным полигоном для увлекательных экспериментов, однако все же были исключением. Две первых страны имели огромные запасы нефти, третья – Канал. Ситуация в Колумбии была более типичной и MAIN была там ведущим проектантом гигантского гидротехнического комплекса.
Один профессор колумбийского колледжа, пишущий книгу по истории пан-американских отношений как-то сказал мне, что значение его страны вполне оценил Теодор Рузвельт. По его словам, показывая на карту, американский президент назвал Колумбию «замковым камнем в своде Южной Америки». Я никогда не проверял эту историю, однако, конечно, верно, что на карте Колумбия находится на самом верху континента, как бы скрепляя остальную часть материка вместе. Она соединяет все южные страны с Панамским перешейком и, следовательно, с Центральной и Северной Америкой.
Говорил ли Рузвельт эти слова или нет, но он был лишь одним из многих президентов, которые понимали ключевую роль Колумбии. В течение почти двух столетий Соединенные Штаты рассматривали Колумбию как краеугольный камень – или, точнее, как дверь в Южное полушарие для бизнеса и политики.
Страна к тому же неимоверно красива – впечатляющие побережья Атлантики и Тихого океана, поросшие пальмами, величественные горы, пампа соперничает с Великими равнинами Среднего Запада Северной Америки, гигантские дождевые леса, населенные разнообразнейшей фауной и флорой. Население тоже отличается небывалым разнообразием физических и культурных черт многочисленных этносов – от туземных тайронов до приезжих из Африки, Азии, Европы и Ближнего Востока.
В истории Латинской Америки Колумбия всегда играла ключевую роль. В колониальный период Колумбия была резиденцией всех вице-королей испанских территорий к северу от Перу и к Югу от Коста-Рики. Огромные флоты галеонов, груженых золотом, отплывали из прибрежной Картахены, чтобы транспортировать золото из далеких южных Чили и Аргентины в Испанию. Многие важнейшие сражения войн за независимость произошли именно в Колумбии, например, силы Симона Боливара разбили испанских роялистов в победном сражении при Бояке в 1819 г.
Сейчас Колумбия имела репутацию родины нкоторых из самых блестящих писателей, художников и философов Латинской Америки, а также страны с финансово ответственным и относительно демократическим правительством. Она послужила моделью для программы президента Кеннеди по национальному строительству в Латинской Америке. В отличие от Гватемалы, ее правительство не было креативой ЦРУ, и в отличие от Никарагуа, ее правительство было демократически избранным, представляющим льтернативу праворадикальным диктаторам и комунистам. Наконец. В отличие от множества стран, включая сильные Бразилию и Аргентину, Колумбия не выказывала недоверия Соединенным Штатам. Имидж Колумбии как надежного союзника продолжал укрепляться, несмотря на ее наркокартели.
Славное прошлое колумбийской истории, однако, было омрачено ненавистью и насилием. Резиденция испанского вице-короля была также обиталищем инквизиции. Великолепные форы, гасиенды и города были выстроены на костях индейских и африканских рабов. Сокровища, перевозимые золотыми галеонами, священные реликвии и произведения искусства, переплавленные для удобства транспортировки, были вырваны из сердца древних народов. Сами гордые культуры пали, сраженные мечами конкистадоров и болезями. Не так давно спорные президентские выборы в 1945 г. закончились глубокой враждой между политическими партиями, которая привела к гражданской воне Ла Виоленции (1948-1957), во время которой погибло боле двухсот тысяч человек.
Невзирая на конфликты и насмешки, Вашингтон и Уолл-Стрит всегда арассматривали Колумбию как критический фактор в продвижении пан-американских политических и коммерческих интересов. Тому было несколько причин – в дополнение к важному географическому положению Колумбии это происходило из-за впечатления, что правители многих стран чутко прислушиваются к Боготе и того факта, что страна экспортировала множество товаров, пользовавшихся спросом в Соединенных Штатах – кофе, бананы, текстиль, изумруды, цветы, нефть и кокаин – а также была рынком для наших товаров и услуг.
Одной из важнейших услуг, которые мы продавали Колумбии в конце двадцатого столетия, была строительная и техническая экспертиза. Колумбия была похожа на большинство мест, где я бывал. Сравнительно легко было продемонстрировать, какие выгоды страна получит от взятия огромного кредита и реализации проектов, выплачивая долг в т.ч. природными ресурсами. Огромные инвестиции в электросети, шоссе и телекоммуникации позволили бы Колумбии освоить свои обширные газовые и нефтяные месторождения, нехоженые амазонские территории, а эти проекты позволили бы получить доход, достаточный для выплаты долга и процентов по нему.
Это в теории. В действительности же в наши намерения, как и повсюду в мире, входило подчинить Боготу глобальной империи. Моя работа, как обычно, состояла в обосновании размеров огромных кредитов. В Колумбии не было Торрихоса, и я понимал/, что мне не остается ничего другого, кроме как надувать экономические прогнозы и прогнозы роста нагрузки электросетей.
За исключением нескольких встреч по работе, Колумбия стала моим уединенным убежищем. Энн и я провели здесь несколько месяцев в начале 1970х гг. и даже сделали down payment маленькой кофейной фермы в горах на карибском побережье. Я думаю, это время как ни одно другое могло бы залечить раны, причиненные друг другу за прошлые годы. Однако, раны были слишком глубоки. После того как наш брак развалился, я смог по-настоящему познакомиться со страной.
В 1970-х гг. MAIN получила много контрактов на проектирование инфрраструктуры, включая сеть гидроэлектростанций и линий электропередач из джунглей к городам высоко в горах. Мне выделили офис в прибрежном городе Барранкилья, и там в 1977 г. я встретил красивую колумбийку, которая кардинально изменила мою жизнь.
У Паулы были длинные светлые волосы и зеленые глаза – совсем не то, что большинство иностранцев ожидают увидеть у колумбийки. Ее мать и отец приехали из Северной Италии и по наследству она стала модельером. Она пошла дальше и построила маленькую фабрику, где ее работы воплощались в жизнь и продавались в дорогих магазинах по всей стране, в Панаме и Венесуэле. Она была очень внимательным человеком и помогла мне преодолеть травму разрушенного брака и некоторые комплексы в отношении женщин, которые мне так мешали. Она также помогла мне больше узнать о последствиях моей работы.
Как я говорил раньше, наша жизнь составлена из ряда событий, над которыми мы не властны. Что касается меня, таки событиями стали учеба в средней школе в провинцальном Нью-Гэмпшире, в которой преподавал мой отец, встреча с Энн и дядей Франком, Вьетнамская война, встреча с Эйнаром Гривом. Однако даже перед лицом таких событий у нас есть выбор. Вся разница состоит в том, какой именно выбор мы сделаем. Например, к моему нынешнему месту в жизни привели мое стремление быть первым в школе, женитьба на Энн, вступление в Корпус Мира и выбор професии ЭКа.
Паула была таким же событием, и ее влияние приведет меня к действиям, которые изменят мою жизнь. До тех пор, пока я не встертил ее, большей частью я мирился с системой. Я часто сомневался в том, что делал, чувствовал свою вину, но всегда находил рациональное оправдание своему пребыванию в системе. Возможно, Паула просто появилась в нужное время. Возможно, я совершил бы необходимый шаг так или иначе, поскольку мой опыт в Саудовской Аравии, Иране и Панаме подтолкнул бы меня к этому. Но я был уверен, что как одна женщина – Клодин – убедила меня присоединиться к ЭКам, так и другая – Паула – была катализатором того, что мне было так нужно. Она убедила меня заглянуть глубоко внутрь себя и увидеть, что я никогда не буду счастлив до тех пор пока играю эту роль.