http://gibrid.ru/main/vedenie/jurn005.htm
10 лет, которые я никогда не забуду.
"Уходили они не из-за меня, не потому, что так уж верили в меня как в путеводную звезду. Какая я, к черту, путеводная звезда! Нет, это был протест против грубой силы, против унижения, против нежелания считаться с их мнением, против лицемерия, которым вся эта акция сопровождалась". Евгений Киселев - ГАЗЕТЕ.
"Всю историю про то, как создавалось НТВ, конечно, рассказать полностью пока невозможно".
Оговорюсь сразу, все, о чем будет рассказано в этих заметках, относится к старому НТВ. Этой телекомпании, которая недавно была еще самой модной, самой продвинутой, про которую иные московские тусовщики и снобы с интонацией интеллектуального превосходства говорили: "Я теперь смотрю только НТВ", - ее больше нет. По моему глубокому убеждению, старое НТВ прекратило свое существование в апреле 2001 года. Мы отмечаем десятилетие торговой марки, или, как теперь принято говорить, бренда НТВ, но за этими тремя буквами - совсем другая компания. Под словом "другая" я, упаси Бог, не подразумеваю "плохая". Просто другая: другие люди, иногда вроде бы те же самые, но изменившиеся порой до неузнаваемости. Другие правила игры, другие традиции, другие руководители, другая редакционная, программная, кадровая политика.
Сразу же сделаю еще одну оговорку: всю историю про то, как создавалось НТВ, про все, что происходило внутри телекомпании и вокруг нее, конечно, рассказать полностью пока невозможно. Как историк по образованию, я хорошо знаю: чтобы писать историю каких-либо событий или даже мемуары, хоть чуть-чуть претендующие на объективность, нужна дистанция во времени, а его прошло слишком мало. Так что эти заметки не попытка написать историю первых лет НТВ. Это скорее разрозненные и очень субъективные наброски участника событий к будущим мемуарам, которые он когда-нибудь напишет, а может, и не напишет вовсе. Боюсь, что, когда пройдет время и о многом из истории НТВ можно будет рассказать, эти воспоминания уже никому не будут интересны. А пока интерес есть.
И, кроме того, многое забывается, дневники я, увы, так и не приучился вести, и только обещание, данное главному редактору ГАЗЕТЫ, написать эти заметки к десятилетию моей бывшей телекомпании, заставило меня сесть за компьютер и как-то привести в порядок обрывки воспоминаний об этих потрясающих десяти годах. Точнее, семи с половиной, потому что последние два с половиной года я ни разу не переступал порога НТВ.
"Все мои старания уехать из Москвы незаметно успехом не увенчались".
Последний раз я был там 11 апреля 2001 года. В тот день я принял решение: надо уходить из компании, изменить что-либо невозможно, никакие апелляционные суды, никакие общественные советы ни во главе с Горбачевым, ни во главе с кем-то еще не помогут. Люди, объявившие НТВ войну, двигались к намеченной цели с беспощадной последовательностью асфальтового катка: телекомпания должна была перейти под контроль "Газпрома", а я должен был покинуть пост руководителя НТВ. В рядах же журналистов канала царили полный разброд и шатание.
В общем-то некрасиво повели себя всего лишь несколько человек, которые вслед за Леней Парфеновым и Таней Митковой стали писать заявления об уходе "в никуда". С трудом верю, что они не знали или не понимали, что всего через несколько дней они вернутся обратно, а их заявления об уходе нужны Кремлю, Лесину, Коху только для пиара, чтобы можно было с ловкостью фокусника продемонстрировать публике: вот, мол, не все журналисты НТВ поддерживают Киселева. А может быть, и не понимали...
Так или иначе, но большинство молча колебались, все больше теряя веру в то, что удастся сохранить нашу команду, нашу неповторимую атмосферу внутри редакции...
Я давно уже не держу ни на кого зла. Ни на тех, ни на других. Как водится, многих наказала сама судьба. Кое-кого - жестоко. И все-таки скажу: сегодня гораздо честнее и порядочнее выглядят в моих глазах те из моих бывших коллег, которые в митингах и бурных собраниях не участвовали, но и в открытых письмах меня не разоблачали, заявлений об псевдоувольнении не подавали, тихо себе сидели и ждали, чем все закончится. Зная себе цену, зная, что в профессии все равно останутся.
Владимир Гусинский, основатель и прежний хозяин НТВ, давно уже вынужденный уехать из России, по телефону из Испании давал мне понять, что есть "запасной аэродром". Я, разумеется, догадывался, что речь идет о ТВ-6, но когда и на каких условиях этим "запасным аэродромом" можно будет воспользоваться, сколько человек смогут, если захотят, перейти на ТВ-6 - все эти вопросы Гусинский по телефону обсуждать не хотел. И тогда я решил: надо лететь и разговаривать лично.
Чтобы не афишировать свой отъезд, ни слова никому не говоря, поехал в представительство Swissair, и сам, не по телефону, забронировал себе билет на следующее утро на рейс до Цюриха, а оттуда - до Малаги. Не помню, что в тот день было на работе в "Останкино", про те жуткие дни в апреле не скажешь "незабываемые", потому что на самом деле они слились в памяти воедино: бесконечные разговоры, собрания, встречи, посиделки до глубокой ночи, интервью журналистам, осаждавшим нашу редакцию, дневавшим и ночевавшим в холле НТВ и у меня под дверью, в приемной генерального директора. И только как вспышки - приезд Коха в "Останкино", Таня Миткова горько плачет на лестнице, а я ее утешаю, но при этом, грешен, ловлю себя на мысли, что не верю этим слезам, холодные глаза Алексея Пивоварова, вслед за Парфеновым пришедшего с заявлением об уходе "в никуда", и тут же мысль: надо же, до вчерашнего дня он смотрел на меня совсем другими глазами, Парфенов в студии у Диброва и, через несколько минут после той злополучной передачи, другой Алексей - Кондулуков, рыдая, как ребенок, в голос, навзрыд, врывается в корреспондентскую комнату и только повторяет: "Я ж его так любил! А он... А он...".
Отчетливо помню зато, что вечером и ночью накануне отлета чувствовал себя абсолютно счастливым - и от того, что внутреннее решение принято, и от того, что вырвался с нашего энтэвэшного восьмого этажа в "Останкино", где я порой оставался до утра в те самые безумные апрельские дни, и от того, что еще я вдруг заметил, что на дворе весна и что откуда-то возникло забытое чувство эфемерной свободы, возникавшее в далеком уже детстве, когда мы, мальчишки, сбегали с уроков.
Разумеется, все мои старания уехать из Москвы незаметно - я даже переночевал не дома, а в гостинице и оттуда поехал утром в аэропорт не на служебной машине, а на такси - успехом не увенчались. За мной явно следили, телефоны мои, видимо, прослушивались, на это весьма прозрачно намекнул однажды сам Владимир Владимирович Путин на памятной встрече в Кремле. Присутствовавшие на ней Светлана Сорокина, Виктор Шендерович, Марианна Максимовская не дадут соврать - президент вдруг сказал, обращаясь ко мне: "Вы думаете, я не знаю, как Гусинский часами вас инструктирует по телефону?" Я тогда аж задохнулся от возмущения, но нашел в себе наглость возразить президенту: "Да, разговариваю, подолгу, и не скрываю этого, потому что мы друзья, потому что мне интересно мнение Гусинского, его оценки тех или иных событий..." Путин не дал мне договорить, сделав вид, что кто-то перебил меня, переключился на другого участника встречи и мастерски увел разговор в сторону.
Так вот, следили за мной чуть ли не в замочную скважину, так что своим отъездом, я, скорее всего, сам запустил механизм тех событий, которые разыгрались на НТВ в ночь с 13 на 14 апреля, когда новые владельцы силой захватили помещения нашей редакции.
Дело в том, что многие были убеждены, что я - единственный возмутитель спокойствия, что мне каким-то образом удалось то ли запугать, то ли зомбировать людей и что все страсти на НТВ улягутся, стоит только от меня избавиться, ну не от меня одного - еще от двух-трех людей из моего "истеричного окружения", как выразился в те дни автор одного из многочисленных открытых писем, тогда излюбленного жанра заочного общения между участниками событий. Под "истеричным окружением" имелись в виду, очевидно, Марианна Максимовская, Андрей Норкин и пресс-секретарь НТВ Маша Шахова, моя жена. Во всяком случае у новой охраны, заблокировавшей в ту ночь вход в редакцию, было указание не пропускать внутрь только этих троих.
Как бы то ни было, мне до сих пор кажется, что инициаторы довольно скверно организованного захвата тогда просто поторопились, либо у кого-то сдали нервы. Еще несколько дней активных закулисных переговоров с ведущими журналистами редакции - и никакого захвата могло бы и не понадобиться...
"Я до сих пор иногда говорю себе: а ведь ты мог бы с ним договориться об условиях почетной капитуляции, остался бы на НТВ, был бы в полном шоколаде".
Надо сказать, что Борис Йордан в те дни дважды пытался встретиться со мной - выходил на меня через посредников.
Я до сих пор иногда говорю себе: а ведь ты мог бы с ним договориться об условиях почетной капитуляции, остался бы на НТВ, был бы в полном шоколаде - ведь те, кто остался, не прогадали ни в чем. Надо отдать должное Йордану, каковы бы ни были его истинные мотивы, но он сделал все, чтобы наладить отношения с журналистами, оставшимися на НТВ после моего ухода, до такой степени, что многие искренне полюбили его - настолько, что даже попытались протестовать против его отставки, - то есть в результате сами сделали то, за что в апреле 2001-го осуждали меня и тех, кто меня поддержал.
Мы встретились с Йорданом - единственный раз - только в январе этого года, когда вопрос о его отставке был уже решен. Мы посидели, хорошо, можно сказать душевно, поговорили. Милый, обаятельный человек. Говорят, уже после всех событий подружился в Америке с Гусинским... Наверное, и я теоретически смог бы с ним сработаться.
И тогда я вновь подумал: действительно, а почему я тогда не пошел на компромисс? Была ведь возможность остаться при Йордане на декоративной, но вполне почетной должности главного редактора, то есть ровно в том качестве, в котором я спустя всего год согласился быть на ТВС?! Ответ очень простой: ну не мог я предать Гусинского, как не смог потом бросить товарищей, когда отключили ТВ-6 и Гусинский предлагал мне уехать и работать с ним за границей, а я отказался, и он на меня смертельно обиделся. И у меня не нашлось слов, чтобы объяснить Володе, почему это было бы с моей стороны еще большим предательством. Точно так же и тогда, весной 2001-го, невозможно было никому объяснить, почему договариваться с Йорданом было бы предательством с моей стороны. Вот для того же Алеши Пивоварова действительно, какая разница, кто владеет компанией, Гусинский или Вяхирев со товарищи, кто генеральный директор, Киселев или Йордан. А вот я не мог. Ведь Гусинского тогда только что выпустили из испанской тюрьмы. Выпустили и, глядишь, могли забрать обратно, чтобы выдать в Россию, в "Лефортово" или "Матросскую Тишину" (приговор испанского суда с отказом в экстрадиции Гусинского объявили позже, уже после того, как на НТВ все было закончено). И вся эта история с долгами закрутилась только для того, чтобы примерно наказать Гусинского, чтобы все знали, как новая власть обойдется с любым строптивцем. Ну как мне было от него отречься?.
Мы же с ним были друзьями - или во всяком случае я так считал. По в общем-то справедливому замечанию Олега Добродеева, я установил с хозяином НТВ слишком близкие отношения - это верно, я об этом даже не задумывался тогда, просто дружил искреннее, получая удовольствие от общения с этим ярким человеком.
Я строил эти отношения вовсе не для того, чтобы в минуту жизни трудную воспользоваться хозяйским самолетом или яхтой, которые умчали бы меня в ласковые дали, в чем, похоже, не сомневался Добродеев, публично в прессе предрекая мне такую судьбу. Я хорошо помню, как мы однажды, осенью 99-го, заспорили с Олегом, как жить дальше, - власть понемногу наращивала давление и на НТВ и на "Медиа-Мост". Добродеев не предвидел впереди ничего хорошего, рисовал самые пессимистические сценарии развития событий. (Надо сказать, оказался совершенно точен в своих прогнозах.) Тогда я сгоряча брякнул: "Ну если все будет так, как ты предсказываешь, пошлю все на фиг и уеду". На что Добродеев с той неповторимой назидательной интонацией школьного учителя-моралиста, которая вдруг у него появлялась иногда, произнес какую-то страшно банальную фразу вроде "участь эмигранта горька". Из чего я заключил, что Олег тогда отнесся к моим словам вполне серьезно. А еще я с грустью подумал: надо же, неужели Олег готовится сойти с корабля?.
Так оно и случилось, но это - отдельная история...
"Ночью меня разбудил звонок Гусинского: срочно выезжай в аэропорт, тебя ждет самолет - в Москве идет захват редакции...".
А тогда, ранним утром 12 апреля, я полетел в Испанию. Дорога с пересадкой в Цюрихе заняла полдня, но к раннему вечеру я был уже у Гусинского. Там неожиданно для меня оказался Борис Березовский - тогдашний владелец шестого канала. Разговор был на редкость коротким: Березовский сказал, что не сомневается - НТВ отстоять не удастся, жестом остановил Гусинского, который - неисправимый спорщик! - попытался тут же устроить дискуссию на эту тему, поинтересовался, во что может обойтись ему прием на работу нескольких сот сотрудников НТВ, если они захотят уйти вслед за мной, не испугался названной цифры и сообщил, что готов предложить мне должность генерального директора ТВ-6. Судя по всему, вопрос был уже решен. И я тут же дал принципиальное согласие.
На следующий день мы долго обсуждали какие-то детали, а в субботу утром я должен был лететь обратно. Но ночью меня разбудил звонок Гусинского: срочно выезжай в аэропорт, тебя ждет самолет - в Москве идет захват редакции...
Благодаря частному самолету я добрался до Москвы уже днем, но к тому времени все уже было кончено. Мои коллеги и друзья - те, кто решил уйти с НТВ, - ждали меня в помещении телекомпании ТНТ, еще остававшейся в собственности Гусинского. Она находилась там же, в "Останкино", но через дорогу, в противоположном корпусе телецентра. Потому так картинно, с нехитрыми пожитками в руках, унося свои парадные фотографии, прежде украшавшие стены НТВ, переходили в тот день мои товарищи через улицу Академика Королева, словно через Рубикон. У меня ни тогда ни сейчас не было ни малейшего сомнения: уходили они не из-за меня, не потому что так уж верили в меня, как в путеводную звезду. Какая я, к черту, путеводная звезда! Нет, это был протест против грубой силы, против унижения, против нежелания считаться с их мнением, против лицемерия, которым вся эта акция сопровождалась. Повторяю, не было бы того ночного захвата - глядишь, ничего бы и не случилось: вместе со мной с НТВ ушла бы лишь горстка журналистов. А так - почти полкомпании. Причем, что удивительно, ушли многие работники, казалось бы, напрямую к журналистике, к свободе слова и печати отношения не имеющие: люди из бухгалтерии, из технических служб...
Разумеется, когда я приехал на ТНТ, меня тут же окружили, закидали вопросами, что будет дальше, стали наперебой рассказывать о событиях минувшей ночи.
Наверное, самое драматическое из них и одновременно самое по-своему загадочное - это появление в редакции во время ее захвата моего предшественника на посту генерального директора НТВ Олега Добродеева. К тому времени, уйдя с НТВ в январе 2000 года, он уже больше года возглавлял государственное телевидение - ВГТРК. Казалось, он отрезал все нити, связавшие его с нашим общим детищем - НТВ. И вдруг он появляется на канале. По рассказам очевидцев - тут надо делать поправку на то, что страсти были накалены, что была ночь, что кругом был полный сумбур, - невозможно было понять, зачем все-таки приехал Добродеев. С одной стороны, он вроде бы защищал журналистов от сотрудников службы безопасности, непосредственно осуществлявших захват редакции, и за это честь ему и хвала. Захватчики вели себя грубо, порой вызывающе, занимались не только тем, что кого-то впускали, а кого-то не впускали на этаж. Например, бесследно исчез жесткий диск с моего компьютера, стоявшего у меня в кабинете на столе. Видимо, кто-то решил, что я хранил в компьютере какие-то особо секретные документы. На самом деле там были только мои журналистские тексты, которые, к сожалению, бесследно пропали.
С другой стороны, Олег уговаривал всех ведущих журналистов редакции никуда не уходить, смириться с происходящим и продолжать работать как ни в чем не бывало. Вот тут он встретил неожиданную даже для меня реакцию, если не сказать отпор. Особенно неприятно было Олегу, конечно, что его старый университетский друг Володя Кара-Мурза - человек внешне очень мягкий, но способный на самом деле проявлять редкую твердость характера - стал прилюдно говорить ему в лицо самые нелицеприятные вещи. Я слышал от многих, что будто бы до сих пор Олег не может забыть и другую сцену - с Алимом Юсуповым, - которая приобрела широкую известность после того, как ее рассказал Виктор Шендерович в книге "Здесь было НТВ".
Алим сидел и писал заявление об уходе. Олег подошел к нему со словами, что, мол, рано уходить из профессии, на что Алим с неожиданной для него жесткостью ответил: "Есть вещи поважнее профессии...".
Я часто думал, неужели Олег, такой тонкий, умный, умеющий все просчитать человек, не ждал, что его встретит такой холодный прием? Или у него были плохие информаторы, заставившие его поверить, что стоит ему появиться на НТВ, и все успокоится? Что было на самом деле? И зачем Добродееву понадобилось тогда делать какое-то странное, нелепое заявление об отставке с поста председателя ВГТРК, которую президент, конечно же, не принял, а Олег не сумел потом даже толком объяснить? Что это было - жест протеста против того, что нельзя обходиться с телекомпаниями теми же методами, которыми одна группировка братвы отбирает у другой очередной ГОК? Или шаг человека, не справившегося с каким-то ответственным заданием? Думаю, что это могло быть и то и другое.
Во всяком случае мне довелось услышать такую версию: Добродеев накануне узнал - от министра печати Лесина ли, от кого-то еще, не важно - о готовящейся акции и бросился к Путину, стал уговаривать его вмешаться, чтобы не допустить этого. Ну действительно, история обещала быть очень некрасивой, в худшем стиле самых настоящих бандитских или полубандитских разборок вокруг недоделенных кусков собственности. Видимо, Путин в ответ на все это сказал Добродееву: мол, вы там, Олег Борисович, среди отцов-основателей были, вас там уважают, вот вы поезжайте и сделайте так, чтобы смена руководства в телекомпании прошла спокойно, без драки, без скандала, чтобы все остались на своих местах. Предотвратить скандал не удалось - может быть, поэтому и родилось заявление об отставке.
"Там работает отличный парень - Олег Добродеев. передавай привет и вообще держись его. Он - свой".
Имя Олега Добродеева в этих заметках будет возникать неизбежно, много раз. Слишком многое связывало нас друг с другом и одновременно с НТВ. Бесконечно талантливый, очень непростой человек, он сыграл слишком большую роль и в истории компании, и в моей личной судьбе. Так что об этом придется рассказать чуть подробнее.
Так случилось, что Олег был едва ли не первым человеком, с которым я познакомился, едва перешагнув порог Останкинского телецентра в январе 1987 года. В ту пору еще никому не известный младший научный сотрудник Института США и Канады АН СССР Николай Сванидзе, с которым мы раньше дружили со студенческих лет, узнав, что я перехожу с "Иновещания" в программу "Время", тут же заявил: "Там работает отличный парень - Олег Добродеев. Он после истфака недолго работал у нас в институте, потом перешел на телевидение. Передавай ему привет и вообще держись его. Он - свой".
Что я и сделал. Больше того, меня сразу же определили в дежурную смену редакторов международного отдела, где работал Олег. Так что специально искать знакомства с ним не понадобилось - мы проводили вместе каждый третий рабочий день, с утра и до позднего вечера. Именно Олег был одним из тех, кто учил меня азам телевизионной профессии. Знакомство вскоре переросло если не в дружбу, то по крайней мере в приятельские отношения.
Добродеев был умен, отлично образован, эрудирован и хорошо воспитан. Не могу сказать, что все в Олеге восхищало меня тогда... Я видел, что он человек себе на уме, достаточно закрытый, немного сдержанно относившийся ко всему, что происходило тогда в стране, порой я замечал, как он незаметно, очень изящно избегает участия в бурных обсуждениях последних публикаций в "Московских новостях", "Огоньке" и других газетах и журналах перестроечного времени, с которых тогда начиналось каждое утро. Видно было, что не все ему нравится. Это меня немного смущало, но я воспринимал такое его поведение как понятную по тем советским еще временам осторожность человека, готовящегося делать серьезную карьеру.
Олегу не нужно было скрывать своих амбиций: окружающие воспринимали его как восходящую звезду нашей будущей телевизионной журналистики. Так оно и вышло. Летом 89-го года, вскоре после незабываемого Первого съезда народных депутатов, в неполные тридцать лет Добродеев стал замом тогдашнего главного редактора программы "Время" Эдуарда Сагалаева и его правой рукой. Это назначение по тем временам воспринималось как сенсация.
Олег не раз мне здорово помогал и в творческих делах, и в продвижении по служебной лестнице. А вскоре возможность помочь Олегу в трудный момент представилась уже мне. Времена были хоть и перестроечные, но, повторяю, все же советские, и ЦК КПСС, и КГБ, если что, были тут как тут. У Олега уже тогда, в 1989-м, вскоре после его головокружительного карьерного взлета возникли серьезные неприятности из-за того, что его старший брат Дмитрий - ныне известный писатель - по окончании служебной командировки за границу решил остаться там насовсем, по-старому говоря, стать невозвращенцем. Больше того, он устроился работать на радиостанцию "Свобода" в Мюнхене. В прежние времена Олег после этого никогда бы не смог остаться на столь высоком посту, как заместитель главного редактора главной информационной программы страны. В 1989-м, конечно, все было уже не так строго, но, насколько мне известно, Сагалаеву пришлось приложить немало усилий, чтобы защитить Олега.
Но вскоре уже самому Сагалаеву пришлось несладко. Наступил 1990 год, когда в стране в последний раз попытались закрутить гайки. Горбачев все чаще становился на сторону противников реформ. Шеварднадзе на съезде депутатов в Кремле выступил со своей знаменитой речью, объявив об отставке и о наступлении диктатуры.
На телевидение пришел новый начальник - Леонид Петрович Кравченко. Все его помнили как недавнего руководителя Центрального телевидения, которым он был назначен вскоре после прихода Горбачева к власти. С его именем связывали многие перемены на телевидении: возобновление работы многих программ "живьем", в прямом эфире, появление таких передач, как "До и после полуночи", как, разумеется, "Взгляд". Теперь Кравченко пришел с другим мандатом - навести порядок, положить конец журналистской вольнице и фронде. Программу "Взгляд" закрыли, "До и после полуночи" тоже вскоре исчезла из эфира, а Сагалаеву предложили уйти в почетную отставку с поста главного редактора "Времени" - на повышение. Новое начальство сразу же честно предупредило Олега, чтобы тот искал себе другое место. Мол, не сработаемся. Телевидение тогда было только одно, служба телевизионных новостей - тоже только одна на всю страну. Так что радужных перспектив у Добродеева не было, и он, кажется, всерьез думал о том, чтобы принять предложение, кажется, от одной французской телекомпании - пойти работать продюсером в ее московский корпункт.
И тут неожиданно один мой старый телевизионный знакомый - Александр Любимов, с которым мы вместе работали еще на "Иновещании" и с тех самых пор были в приятельских отношениях, - вызвал меня на неожиданный разговор. Оказалось, что его бывший шеф - руководитель программы "Взгляд" Анатолий Лысенко - назначен гендиректором нового, еще только создававшегося Российского телевидения и ищет профессиональных телевизионщиков для службы новостей. В то время я, как и многие коллеги-журналисты, был романтически влюблен во все, что имело отношение к Ельцину, демократам, реформам и, разумеется, бегом побежал встречаться с Лысенко. Анатолий Григорьевич с порога огорошил меня предложением возглавить редакцию информации будущего РТР. Тут я честно сказал, что я - журналист, репортер, ведущий новостей, но не руководитель, никакого опыта не имею, но зато знаю человека, лучше которого найти невозможно. Фамилия Добродеева моему собеседнику ничего не говорила, но тем не менее Лысенко согласился с Олегом встретиться. Месяца через полтора, если я не ошибаюсь, 1 декабря 1990 года, Олег Добродеев возглавил дирекцию информационных программ ВГТРК. Я пришел вслед за ним: у него было удостоверение номер один, у меня - номер два. С тех пор почти десять лет я вот так шагал по жизни рядом с Добродеевым. Осенью 1991-го я без колебаний пошел вслед за ним обратно на Первый канал - тогда это была телекомпания "Останкино". Осенью 1993-го мы вместе ушли с Первого канала создавать НТВ, а расстались в январе 2000 года.
Как и почему это произошло? Для многих это по-прежнему загадка.
Нет и у меня полного объяснения, хотя многое мне гораздо лучше понятно, чем, наверное, даже большинству наших коллег, знавших ситуацию на НТВ изнутри. Ну а для людей извне: для политиков, журналистов, часто бывавших на НТВ и приходивших в восторг от неповторимой студийной атмосферы телекомпании, видевших, каким уважением и любовью был окружен на канале Олег Добродеев, наблюдавших за нашими с ним отношениями, известие о его уходе в январе 2000-го прозвучало как разорвавшаяся бомба.
У большинства журналистов НТВ было чувство - многие, не сговариваясь, именно так мне об этом говорили, - как будто кто-то ушел из семьи. Ко мне походили и спрашивали: как же ты будешь без Олега?.
И вправду, многие, наверное, воспринимали нас как совершенно неразлучную пару. Кабинеты у нас были рядом, с общей приемной, а Добродеев был чрезвычайно непоседлив, казалось, выше его сил оставаться в кресле за рабочим столом больше десяти - пятнадцати минут, комнаты же наши были небольшие и довольно душные, к тому же в "Останкино" бывает, что стены имеют уши, и поэтому мы гуляли, гуляли по коридору до бесконечности, благо коридор и вправду был бесконечный: он шел, как по кругу, по периметру нашего восьмого этажа. Можно считать, что так мы проводили с Олегом совещания в узком составе, порой часами прогуливаясь по этому самому коридору. Многие, я знаю, до сих пор с грустью вспоминают эту картину. А тогда всем было тоскливо вдвойне. Казалось, с уходом Добродеева все рухнет в одночасье. Тем более что со временем в общественном мнении сложилось представление, что все успехи НТВ - это прежде всего заслуги Олега.
Заслуги его и вправду огромны. Но я абсолютно убежден: кто бы что ни говорил, но НТВ никогда не было бы вообще, если бы не один человек - Игорь Малашенко.
"Лучшего генерального директора у НТВ не было и едва ли будет".
Для Гусинского НТВ на первых порах было все-таки дорогой игрушкой, к которой он совершенно по-ребячески то проявлял интерес, то терял его. Малашенко же оказался фантастически организованным человеком. Он мог, особенно в первые, самые трудные месяцы существования НТВ, не вставая из-за стола, работать весь день до позднего вечера, потом поехать на какой-то деловой ужин, чтобы в девять или десять утра на следующий день снова быть на рабочем месте. При этом он принимал решения порой моментально, очень редко откладывая их на потом. К тому же он великолепно знал английский, за полтора десятилетия работы в Институте США, в международном отделе ЦК КПСС, и затем в аппарате президента СССР у него накопился огромный опыт переговоров на самом высоком уровне, фантастические связи - Строуб Тэлботт, Кондолиза Райс и т.д. и т.п. Сын кадрового военного, все детство которого прошло в переездах из одного военного городка в другой, в зависимости от того, где служил отец, Малашенко удивительным образом не имел и намека на провинциальность. Пожалуй, второго такого же, столь же блестящего европейского человека в нашей элите я не знаю и по сей день. Большинство даже самых образованных и лощеных наших политиков, чиновников, бизнесменов удивительным образом обретают либо повадки советских аппаратчиков, либо спецслужбистов, либо бандюков (последнее было долгое время особенно модно). А Малашенко оставался самим собой - не подстраивался и не пытался дружить, не участвовал в традиционных мужских развлечениях со своими бизнес-партнерами и контрагентами: ни охоты, ни рыбалки, ни бани, ни тенниса, максимум - совместная трапеза. Хотя человек он был сложный - со своими "тараканами": то гольф, то восточная философия, то иглоукалывание с йогой, то вдруг он становился фанатом фильма "Матрица" и всего, что с ней связано, включая фирменный стиль в одежде, то еще какое-нибудь новое увлечение. Многие ему завидовали и откровенно не любили. Мысли свои формулировал четко, не боялся говорить правду в глаза, если нет, значит, нет - и в том, к примеру, разительно отличался от того же Добродеева, который всячески избегал острых углов, неприятных разговоров, не любил отказывать людям в их просьбах, подолгу откладывал трудные решения, когда нужно говорить четко: либо "да", либо "нет". Собственно говоря, соперничество между Малашенко и Добродеевым, то утихавшее, то резко обострявшееся, то переходившее в почти открытую неприязнь, и стало, на мой взгляд, одной из главных причин, почему Олег в конце концов ушел с НТВ. Но были и другие причины. Об этом и о многом другом - в следующий раз.
НТВ появилось на свет совершенно случайно.
ГАЗЕТА продолжает публиковать воспоминания Евгения Киселева о становлении НТВ.
"Он все время ел лук, у него на столе в вазочке для фруктов лежали очищенные, нарезанные дольками сладкие луковицы, которыми он все норовил угостить своих гостей".
Прежде чем продолжить рассказ о драматических, печальных, а порой и загадочных событиях, которые знаменовали собой конец "старого" НТВ - уходе Олега Добродеева, силовых акциях против "Медиа-Моста", вынужденной эмиграции Владимира Гусинского, - надо все-таки внести некоторую ясность в подробности рождения телекомпании.
Ведь на самом деле НТВ появилось на свет совершенно случайно.
Нет, разумеется, событие это было закономерное. Какая-то частная общенациональная телекомпания с ежедневным информационным и общественно-политическим вещанием родилась бы непременно - в обществе имелся очевидный запрос на такое телевидение. Но у него вполне могли бы оказаться другие создатели, к примеру, ВИД, АТВ или Ren TV, которые к 93-му году в отличие от нас вполне целеустремленно занимались телевизионным бизнесом и начинали задумываться о том, чтобы обзавестись собственным вещанием. У телекомпании мог оказаться и другой владелец. Тем более что наша первая встреча с Владимиром Гусинским произошла спонтанно, в результате уникального стечения обстоятельств. Вообще все, что за ней последовало, и то, что ей предшествовало, было цепочкой удивительных счастливых совпадений. Наверное, такое бывает раз в жизни. "Когда б вы знали, из какого сора...".
Мы с Добродеевым тогда, весной 93-го, работали на Первом канале, тогда это была телекомпания "Останкино". Время было смутное. Ельцин воевал с Хасбулатовым и Руцким, было ясно, что рано или поздно грохнет, что нас день ото дня будут все больше заставлять работать исключительно в интересах президента, что мы будем скатываться от информации к пропаганде. Собственно говоря, это уже происходило. Сначала уволили Егора Владимировича Яковлева, при котором компания - при всех издержках этого процесса - стала стремительно превращаться из прежнего закоснелого Гостелерадио в живой организм. Затем, по сути, вынудили подать в отставку его первого зама Игоря Малашенко, непосредственно и небезуспешно руководившего телевидением. Теперь подбирались к Добродееву. Было ясно, что долго Олег на посту главного редактора информации не продержится. Да и программе "Итоги", существовавшей чуть больше года, тоже несдобровать. Тем более что люди, руководившие тогда телевидением, - главный президентский специалист по СМИ Михаил Полторанин и его ставленник Вячеслав Брагин, в недавнем прошлом то ли партийный, то ли советский работник из Твери, перековавшийся в яростного неофита-ельциниста, делали это покруче идеологического отдела ЦК КПСС.
С "разбора полетов" у Брагина Добродеев приходил весь черный и страшно злой, порой до смешного - помню, Олега особенно раздражала манера Брагина все время есть лук, у него на столе в вазочке для фруктов лежали очищенные, нарезанные дольками сладкие луковицы, и Вячеслав Иванович все норовил угостить ими своих гостей...
"Когда до зарплаты не оставалось ни шиша, я, грешным делом, подрабатывал иногда частным извозом на своей первой в жизни машине - ярко-красной "копейке".
Мы все время говорили о том, что так жить нельзя, что дальше будет все хуже и хуже, что надо что-то делать. Проблема была не только в фактически появившейся цензуре. Редакция информации Первого канала, которая тогда носила высокопарное название ИТА - Информационное телевизионное агентство, - нищала не по дням, а по часам. Катастрофически не хватало денег на покупку техники - камер, монтажных, на командировки, особенно зарубежные.
Помню, как летом 92-го, чтобы мы с Добродеевым поехали на встречу "большой семерки" в Мюнхен и сделали для "Итогов" большой репортаж о том, как впервые - пусть еще на птичьих правах - в этой встрече участвует Ельцин, пришлось найти какого-то весьма сомнительного спонсора, который дал нам деньги наличными. За это пришлось довольно долго показывать в разных выпусках новостей "джинсовые" сюжеты про совместную русско-германскую лавочку нашего "благодетеля". Но это хоть для дела, а многие втихаря работали на свой карман. "Джинса", как называли мы на своем жаргоне оплаченные комплиментарные сюжеты, расцветала в "Останкине" буйным цветом. И хотя журналисты новостей держались изо всех сил - все-таки делать "джинсовые" материалы считалось неприличным, - мы понимали, что эта зараза рано или поздно свалит нашу редакцию, потому что жить людям становилось все труднее, инфляция шла галопом, цены росли - в отличие от зарплаты, которая из весьма достойной очень скоро превратилась в нищенскую.
Раньше, до телевидения, в минуту жизни трудную, когда до зарплаты не оставалось ни шиша, я, грешным делом, подрабатывал иногда частным извозом на своей первой в жизни машине - ярко-красной "копейке". Так продолжали спасаться и некоторые мои останкинские коллеги в те первые трудные ельцинские годы. Для меня же, как и для многих других, чьи лица были уже "засвечены" на экране, этот вариант уже не проходил. Люди стали уходить, прежде всего в частный бизнес. Еще полгода такой жизни - и политически и экономически - и от нашей службы новостей остались бы рожки да ножки.
"А что, слабо? поехали!".
Как раз тогда, в начале весны, один мой знакомый, уже всерьез занимавшийся бизнесом - сейчас он понемногу становится отечественным авиастроительным магнатом, - случайно заметил в разговоре со мной: из твоих "Итогов", между прочим, можно вырастить целую телекомпанию. Эта фраза запала мне в голову, и мы с Олегом стали говорить меж собой: а вот неплохо бы создать какую-то независимую частную продюсерскую фирму, которая будет выпускать программу "Итоги" самостоятельно, независимо от государственных структур.
На самом деле идея была весьма наивной - если бы мы стали выпускать программу как независимые продюсеры, от цензуры все равно было не уйти. Государственное телевидение всегда имело бы возможность отказаться приобретать такую программу, а других каналов не было, вот и остались бы мы ни с чем, на мели. Но мы были очень молоды и, повторяю, очень наивны, а также ни черта не смыслили в бизнесе.
И вот я узнаю случайно, что в Москве начала выходить новая ежедневная газета, газета "Сегодня", и владеет ею энергичный, успешный бизнесмен по фамилии Гусинский - владелец одновременно "Мост-Банка" и группы "Мост". И еще я узнаю, что Гусинский сумел собрать под знамена этой газеты очень много ярких журналистских имен, людей, которые раньше работали в "Независимой газете", а до этого - в "Московских новостях".
И потом я вдруг вспомнил, как недавно я обедал со Славой Сурковым из "Менатепа" - он пригласил меня в модный тогда американский ресторан "Трен-Мос" на Комсомольском проспекте, чтобы обсудить предстоящее выступление в "Итогах" его шефа, молодого банкира Михаила Ходорковского, - и к нам за столик подсел старый знакомый, Сергей Зверев, работавший раньше пресс-секретарем Явлинского. Из разговора двух будущих заместителей главы президентской администрации, один из которых остается им до сих пор, выяснилось, что Зверев с недавних пор перешел от Явлинского к тому самому Гусинскому - заместителем по связям с общественностью, политическими партиями и государственными организациями. Я сунул в бумажник визитную карточку с новым телефоном Зверева.
И вот в один прекрасный день в самом конце мая 1993 года Олег Добродеев зашел с утра в мой крошечный останкинский кабинетик, где с трудом помещались стол и два стула, в том самом прескверном настроении, какое у него бывало после общения с руководством, в очередной раз пожаловался, что ему все время мерещится ненавистный запах лука, и опять завел все тот же разговор: все плохо, а дальше будет еще хуже, надо что-то делать. И тогда я внутренне разозлился на себя и на него - очень хорошо это помню: ну сколько можно сокрушаться и при этом ничего не делать? Обломовщина какая-то! Чтобы поскорее перевести разговор к какую-то конкретную плоскость, я вдруг вспомнил тот обед с Сурковым и Зверевым, стал рассказывать Олегу про Гусинского и про его новую газету, а параллельно рылся в бумажнике в поисках той самой визитки и наконец нашел ее. (А ведь мог и не найти.) "Слушай, - говорю, - а давай я прямо сейчас позвоню Звереву, давай мы попробуем с его помощью встретиться с этим самым Гусинским". Олег без особого энтузиазма процедил: "Ну позвони". (А ведь мог, как это часто бывало, сказать что-нибудь вроде: нет, потом позвонишь, давай сначала обсудим, что будет в "Итогах" в это воскресенье, - и неизвестно, куда бы завел нас этот разговор.).
Я набрал номер, ответила секретарша, Зверев оказался на месте и тут же взял трубку. (А мог не оказаться.) Спрашиваю: а можно с тобой встретиться? - А что случилось? - Да вот, знаешь, мы тут с Добродеевым следим за успехами газеты "Сегодня" и хотим спросить, нет ли у вас желания сделать нечто подобное на телевидении - с нашим участием?.
И тут я, кажется, услышал, как Зверев прямо в кресле подскочил: есть! Конечно есть! Когда вы можете приехать? - А когда удобно? - Приезжайте прямо сейчас.
Мы с Добродеевым переглянулись. Олег всегда очень медленно, трудно, осторожно принимал даже не самые серьезные решения, но в тот день с ним что-то случилось. С озорным выражением лица он махнул рукой: а что, слабо? Поехали!.
Десять лет назад в Москве еще не было нынешних пробок, и минут за двадцать мы домчались из Останкина до Нового Арбата, где в бывшем здании СЭВ, а ныне мэрии, помещалась группа "Мост". Мы зашли в кабинет Зверева и сразу же были сражены - нет, не роскошью, роскоши там особой не было - невиданными нигде в Москве чистотой, блеском и удобствами его кабинета (это после наших-то обшарпанных, густо населенных мышами комнат в "Останкине"!) Сразу же, ей-богу, захотелось остаться навсегда... Мы с ходу начали излагать идею насчет перевода "Итогов" в независимое производство. На пятой минуте разговора Зверев нас оборвал: так, это все страшно интересно, но дальше надо разговаривать не со мной - дальше надо разговаривать с Гусинским, я сейчас узнаю, на месте ли он и когда сможет с вами встретиться. Дальше, как уже много лет спустя рассказал Сергей, произошло примерно следующее. Он ввалился в кабинет Гусинского, который находился там же, на 21-м этаже здания мэрии - там шло какое-то важное совещание, - отвел его в сторону и сказал: "Володя, если мы действительно серьезно хотим заниматься телевидением, то мне кажется, что у нас сейчас есть уникальный шанс, потому что у меня в кабинете сейчас сидят ребята, которые сегодня, ну, если не "номер один" на нашем отечественном телевидении, то по крайней мере в первой пятерке точно. И мне кажется, что этот шанс нельзя упускать, надо их сейчас брать, садиться и начинать разговаривать".
Что, собственно говоря, и произошло. Гусинский поломал свой график, мы с Добродеевым зашли в его кабинет и начали разговаривать. Первое знакомство с Владимиром Александровичем оставило неизгладимое впечатление. Он оказался невероятно обаятельным человеком - излучал энергию, талант, уверенность в себе. У него вообще было потрясающее лидерское качество - зажигать своими идеями партнеров и подчиненных. Уже через несколько минут Гусинский обрисовал нам головокружительную перспективу: финансировать производство "Итогов"? Да это вообще не вопрос. Мы должны сделать независимую телекомпанию, целый канал. Мы оторопели: а как, где? - Найдем решение!.
Тут же в кабинет вызвали тучу каких-то юристов, финансистов, я уже не помню всех имен и фамилий, Гусинский стал раздавать указания - и работа закипела...
А ведь, повторяю, все могло быть по-другому. Я мог не дозвониться до Зверева. У Добродеева могли быть какие-то срочные дела, и он не смог бы сразу же поехать на Новый Арбат. Гусинского могло не оказаться на месте. Он часто надолго уезжал за границу. За это время у меня или у Добродеева мог пройти запал, но все удивительным образом совпало - один к одному, - и начался новый этап в жизни, закрутил нас, завертел...
И тогда же, на самой первой встрече, Гусинский сказал нам принципиально важную вещь: ребята, вы, конечно, классные журналисты, вы все понимаете в телевидении; ни ты, ни ты, никто из вас не потянет должности генерального директора новой компании. Вам нужен сильный администратор, человек с большим опытом организационной работы. Желательно, чтобы он хотя бы немного разбирался в финансах, умел вести переговоры, а еще лучше, чтобы и в телевидении кое-что понимал.
И мы с Добродеевым, переглянувшись, как мне тогда показалось, буквально хором сказали: Игорь Малашенко. Нам так замечательно работалось с ним на Первом канале, когда он был замом Егора Яковлева и руководил телевидением, пока его не выжили оттуда. Я не случайно говорю: тогда мне показалось, что фамилию Малашенко мы произнесли одновременно. Потом, уже много лет спустя, мне пришло в голову: а не выпалил ли я ее сдуру первым, не подумав, что сперва надо посоветоваться с Олегом, узнать, каковы его амбиции? Или, может быть, он видел на этом месте кого-то еще? И не в тот ли момент появилась первая трещина в наших отношениях?.
"Кто-то из технических сотрудников имел глупость послать такое вот стандартное приглашение самому Добродееву. Получалось действительно нелепо: другая организация приглашает его к себе самому в гости".
Я знаю, что многие до сих пор считают, что, спустя шесть с половиной лет после нашей первой встречи с Гусинским, когда в январе 2000 года Добродеев объявил, что уходит с НТВ, отношения между мной и Олегом были испорчены вконец, а под самый занавес между нами вообще произошла какая-то крупная ссора, и именно это спровоцировало многие последующие события. Но самое удивительное состоит в том, что формально никакой ссоры не было. Конфликт, из-за которого Олег решил подать в отставку, был абсолютно мелким, смехотворным: 17 января в гостинице "Редиссон-Славянская" должен был состояться традиционный прием для столичного политического и журналистского бомонда, который мы устраивали каждый год в честь очередной годовщины начала вещания НТВ на "четвертой кнопке" (это был как бы второй официальный день рождения компании). Кстати, этот прием раньше считался одним из самых главных светских раутов в жизни Москвы, и получить на него приглашение было очень престижно. В тот год кто-то почему-то распорядился, чтобы приглашения на прием рассылались от имени "Медиа-Моста" - холдинга, частью которого было НТВ (вместе с НТВ+, "Эхом Москвы", газетой "Сегодня", еженедельниками "Итоги" и "Семь дней", журналом "Караван историй"). В приглашении так и было написано: "Медиа-Мост" приглашает Вас на прием по случаю 6-летия со дня выхода в эфир канала НТВ..." - или что-то в этом духе. И вот на эту-то формулировку демонстративно оскорбился Добродеев: мол, его настолько в грош не ставят, что даже лишили права от собственного имени, приглашать гостей на праздник своей компании. И к тому же кто-то из технических сотрудников имел глупость послать такое вот стандартное приглашение самому Добродееву. Получалось действительно нелепо: другая организация приглашает его к себе самому в гости.
Все, мое терпение лопнуло, я ухожу - сказал, как отрезал, Олег. Узнав об этом - в тот день меня не было в Москве, - я поздно вечером позвонил Олегу и, наверное, в несколько запальчивой форме начал уговаривать его одуматься, наплевать на всю эту бумажную ерунду, когда речь идет о судьбе компании. Но в ответ получил довольно резкую отповедь - чтобы я, мол, никогда больше не говорил с ним таким тоном в столь неурочное время.
В тот момент это был, пожалуй, единственный эпизод, хоть сколько-нибудь отдаленным образом напоминавший ссору. А в тот печальный день, когда Олег уже официально сообщил коллективу, что уходит в долгосрочный отпуск - именно так он сформулировал это, хотя всем все было ясно, - мы расцеловались, когда уже достаточно поздно вечером я уходил с работы, а Олега все не отпускали наши журналисты. Все это стихийным образом вылилось в бурную, далеко за полночь, "отвальную" в известном останкинском ресторане "Твин пигз". А дальше началась полная ерунда.
Очевидцы утверждают, что под самый конец вечеринки Олег широким жестом отпустил всех своих водителей и охранников, велев им на следующий день отдыхать. И, видимо, напрочь про это забыл. Утром же, проснувшись, он обнаружил, что, вопреки обыкновению, никто не поджидает его у подъезда дома, смертельно обиделся, позвонил Гусинскому и обвинил его в том, что тот, мол, не дождавшись даже, пока остынет кресло кабинете Олега, в худших совковых традициях отбирает у него машину и охрану. Тогда в ответ обиделся Гусинский и сгоряча приказал охране и водителям Добродеева находиться при нем или у его дома неотлучно с утра до вечера. На робкий вопрос: а как нам быть, если Олег Борисович не захочет с нами ездить? - Гусинский отрезал: делайте что хотите, а не то уволю. Несчастные мужики перепугались - это мы знали, что Гусинский каждый день кого-нибудь с треском увольняет, и с улыбкой относились к вспышкам его темперамента, - а ребята восприняли все всерьез и действительно попытались было таскаться за Олегом по пятам, как только он выходил на улицу. У Добродеева нервы были на взводе, и он решил, что Гусинский пустил за ним "наружку". В общем, нашла коса на камень, и пошло-поехало...
Насколько я знаю из разговоров, которые у меня были с Гусинским в те дни, Владимир Александрович вовсе не хотел, чтобы Добродеев совсем ушел из "Медиа-Моста", и наивно думал, что Олега можно будет как-нибудь по-другому использовать. Во всяком случае, когда вдруг, меньше чем через две недели, появилась первая утечка информации, что Олега вот-вот назначат руководителем государственной телерадиокомпании ВГТРК, то есть прежде всего РТР - второго общероссийского канала телевидения, для Гусинского это было полной неожиданностью, и весьма неприятной. Как, впрочем, и для всех нас. Находившийся в тот момент за границей на Всемирном экономическом форуме в Давосе Гусинский, с его слов, тут же позвонил Олегу, тот подтвердил, что ему сделано такое предложение на самом высоком уровне, но он пока окончательного согласия не дал. Гусинский попросил его повременить с окончательным ответом, дождаться завтрашнего дня, когда он вернется в Москву. Хотя не знаю, зачем это было нужно Володе, едва ли мог он рассчитывать, что ему удастся Добродеева отговорить, удержать. Но, опять-таки со слов Гусинского, Олег якобы пообещал, что дождется его. Но уже через час или два агентства передали официальное сообщение, что Олег Добродеев указом Путина назначен председателем ВГТРК. А еще через несколько дней началась многомесячная эпопея с переманиванием лучших журналистов НТВ на РТР...
Вот тогда я, каюсь, вместо того, чтобы попытаться объясниться с Олегом с глазу на глаз, имел глупость начать отвечать на его действия достаточно резкими публичными заявлениями, и вот тогда действительно между нами возникла заочная ссора... Хотя не удивлюсь, если у самого Добродеева совсем иное объяснение тех же самых событий. Как и других, впрочем, тоже.
"Я пытался как мог убедить Женю, что это тяжелая ошибка".
Быть может, мою запальчивость объясняет то, что я тогда просто кипел от возмущения - как же так, Олег публично, в одном из первых своих интервью, пообещал, что этого делать не будет, что не в его правилах разрушать дом, который он строил. Это - на словах. А на деле - один за другим несколько звезд НТВ объявили, что "уходят к Олегу". Больше того, я знал, что он лично звонит некоторым нашим журналистам и приглашает их на переговоры.
Самой первой и, пожалуй, самой невосполнимой потерей стал уход одного из лучших наших политических репортеров Евгения Ревенко. История это печальная. Олег предложил ему работать ведущим новостей с прицелом в будущем на еженедельную итоговую программу. Я пытался как мог убедить Женю, что это тяжелая ошибка, что ведущий - особая профессия, что классные корреспонденты не обязательно становятся столь же популярными и авторитетными ведущими, что каждую неделю быть автором главного материала "Итогов" о важнейшем политическом событии прошедших семи дней может быть не менее престижно, чем вести такую программу. Приводил в пример знаменитого американского телеведущего Питера Дженингса, которого когда-то в значительно более зрелом возрасте посадили вести главный вечерний выпуск новостей телекомпании Эй-би-си, а безжалостные телекритики тут же окрестили его "мальчишкой", и пришлось Дженингсу на много лет уехать корреспондентом в Лондон, чтобы, как говорится, ударной репортерской работой компенсировать репутационные потери. И только почти десять лет спустя он снова занял место ведущего...
Но Женя не слышал моих доводов. Для него Олег был царь и Бог, и на этом точка. Ну, не мог я сказать Жене в лицо некоторые вещи, которые могли его обидеть, не мог сказать, например, что ты слишком юно выглядишь для ведущего.
Женя очень старался, но с самого начала выглядел на экране именно старательным мальчиком-отличником (я не говорю ничего о том, что, с точки зрения редакционной линии, все программы, которые он вел, включая последнюю, самую престижную, "Вести недели", имели откровенно проправительственный перекос). В результате уже и наши телекритики, не менее жестокие порой, чем их американские собратья, тоже стали нет-нет да писать о Ревенко в ироническом тоне.
Кончилось все плачевно.
Уже нынешней осенью Ревенко отстранили от ведения программы "Вести недели". Мне рассказывали, что Женя очень тяжело переживал случившееся. К сожалению, я оказался прав.
Прав я оказался и в другой похожей истории. Блестящий корреспондент Александр Абраменко, много, смело, успешно работавший в Чечне, тогда же, вскоре после ухода Добродеева на РТР, получил от него головокружительное предложение стать главным редактором "Вестей". Вот тут я честно сказал Саше: извини за прямоту, но у тебя это едва ли получится. Саша мне не поверил. Не получилось. Что теперь с ним, я даже не знаю. Говорят, продолжает работать на РТР в какой-то утешительной должности. Даже если это не так, превосходного репортера Александра Абраменко телезрители потеряли.
С другой стороны, я очень рад, что, уйдя с НТВ к Добродееву на РТР, сумел найти себя очень талантливый человек Владимир Лусканов. Он начинал еще в "Итогах" на Первом канале, потом пришел на НТВ - с первого дня. Первым из журналистов России получил ТЭФИ в номинации "Лучший репортер" за блестящие очерки с первой чеченской войны, потом стал вести в программе "Сегодня" ежедневную рубрику "Тема дня", делать очень необычные, запоминающиеся комментарии, используя в них фрагменты мультфильмов, отрывки из музыкальных клипов, рекламных роликов, реплики знаменитых киногероев вроде Мюллера из "Семнадцати мгновений весны" или солдата Сухова из "Белого солнца пустыни" - прием, который потом развил до совершенства Виктор Шендерович в своих программах "Итого" и "Бесплатный сыр". А потом с Володей что-то случилось. Он как-то вдруг исписался. Один неудачный комментарий, другой, третий...
Было просто больно смотреть, как Лусканов часами ходит по коридору, обдумывая текст очередного материала, который опять пойдет в корзину... В результате рубрика "Тема дня" перестала быть регулярной, а потом и вовсе закрылась. Не знаю, в чем была причина той затянувшейся полосы неудач. Зато на РТР Володя Лусканов неожиданно нашел себя совершенно в новом качестве - стал, по сути, главным редактором выпуска городских новостей "Вести - Москва", которые в 2001 году принесли ему вторую в его жизни статуэтку ТЭФИ.
Было и еще несколько случаев, когда мои бывшие коллеги уходили "к Олегу". Знаю и несколько других - когда люди не соглашались, выдержав многомесячную осаду, ежедневные телефонные уговоры, всяческие посулы. О нескольких людях, ушедших на РТР, не жалел вовсе , ибо не особо ценил их журналистское мастерство, а по-человечески без них даже легче стало...
Конечно, все уходы и переходы жутко отравляли атмосферу в редакции. В отношениях между журналистами появилась подозрительность. Специально ли это делалось? Хотел ли Олег, когда он уводил с НТВ лучшие кадры, как бы он это ни отрицал публично, "хлопнуть дверью", с кем-то поквитаться за прошлые обиды? Или он действовал из лучших побуждений, зная лучше нас, что у нас нет будущего, что НТВ в прежнем его виде осталось жить недолго, и помогал тем, кто был ему ближе, симпатичнее, устроить свою судьбу? И вообще, не был ли сам уход Олега если не организован, то как минимум спровоцирован теми, кто развязал войну против НТВ и хотел максимально ослабить нашу телекомпанию? Я знаю, что многие думают именно так. Это точка зрения, я бы сказал, конспирологическая. В жизни все намного сложней. Но об этом - в следующей части моих заметок.